Ричард I Львиное Сердце. Повелитель Анжуйской империи - Вадим Георгиевич Устинов

юга. Генри II бежал на север, оставив на произвол судьбы город, в котором он родился. Ричард бросился в погоню за отцом. Достаточно быстро он нагнал неприятельский арьергард, которым командовал сэр Уильям Маршал. О дальнейшем развитии событий рассказывает удивительная история, записанная позже со слов самого Уильяма, излишней скромностью не страдавшего. Она не очень дружит со здравым смыслом и беззастенчиво возвеличивает главного героя.

Согласно ей Ричард нагнал отряд Уильяма Маршала, но когда тот развернулся, чтобы встретить преследователей, граф де Пуатье неожиданно воскликнул: «Клянусь ногами Господа, маршал! Не убивайте меня, это было бы дурно – я совершенно безоружен»[119]. Уильям пощадил врага и ограничился только тем, что убил под ним коня. С чего бы это Ричард, безоружный и бездоспешный, отправился догонять королевское войско, «История Гийома де Марешаля» умалчивает. Но что интересно – как и в случае с Гийомом дез Барром победа над Ричардом в единоборстве представляется столь заманчивым призом, что ради него не грех и приврать.

Похоже, что из всей этой сцены доверять можно только сообщению о привычке Ричарда ругаться почем зря. Действительно, он обильно уснащал свою речь самыми безбожными клятвами, подобно своему отцу, о чем подробно и неоднократно писал Гералд Валлийский.

Так, иные князья земные, вставляя во все свои речи ужасную божбу, смертью Господней, глазами, ногами и зубами, глоткой, а также тестикулами весьма нелепо и самонадеянно дерзают клясться[120].

Впрочем, какого-то рода общение между графом де Пуатье и сэром Уильямом все-таки произошло, их встреча имела два следствия. Первое – Ричард позволил Генри II благополучно ускользнуть. По правде говоря, не очень-то рыцарственно было бы атаковать и брать в плен собственного отца, и повод прекратить погоню подвернулся весьма кстати. Второе – между соперниками определенно возникло чувство взаимной симпатии.

* * *

Генри II чувствовал себя плохо. С небольшой свитой он добрался до Шинона, где слег в постель. Ричард и Филипп Август продолжали наступать. Они захватили Мэн, 1 июля осадили Тур, а 3 июля взяли штурмом этот стратегически важный город. На следующий день после падения столицы Турени едва живой Генри II с трудом взобрался на коня и явился на встречу с предводителями неприятельского войска в городок Баллан, расположенный в 10 километрах к юго-западу от Тура. Он остановился в доме, принадлежавшем рыцарям-тамплиерам. Там его застало сообщение, что любимый сын Джон предал своего отца, переметнувшись на сторону его врагов. Сил у Генри II осталось лишь на то, чтобы ужаснуться низости своего любимца.

Так это правда, что Жан, сердце мое, которого я любил больше всех сыновей, ради возвышения которого я терпел все эти беды, отступил от меня?[121]

Потеряв последнюю опору, Генри II согласился на все условия. Он пообещал принести оммаж за все свои континентальные владения Филиппу Августу, выплатить ему 20 тысяч марок и во всем подчиняться его феодальному суду. Подданные Генри II по обе стороны Ла-Манша должны были присягнуть Ричарду в верности как наследнику Анжуйской империи. Временем начала крестового похода по общему согласию назначили Великий пост 1190 года, когда оба короля и Ричард договорились прибыть с войсками в Везле. На время похода Генри II обязался передать Адель под опеку тому, кого назовет Ричард. Граф де Пуатье уже не утруждал себя даже созданием видимости, что он согласен на брак с французской принцессой – о предстоящей свадьбе не упоминалось ни словом.

К тому же в соглашении указывалось, что он [Генри II. – В.У.] должен принять своего сына графа де Пуатье поцелуем и весь свой гнев и негодование изгнать из своего сердца. Когда все было завершено, более притворно, чем искренне, и был дарован поцелуй, то граф, уходя, услышал слово отца, хотя и произнесенное тихим голосом: «Ни за что Господь не позволит мне умереть, пока я не осуществлю тебе достойной мести!»[122].

Французы не скрывали своего торжества по поводу одержанной ими победы. Веселье было тем более бурным, что военные действия до сих пор особых успехов им не приносили. Триумф Филиппа Августа над его могучим вассалом стал возможен только благодаря помощи Ричарда. Генри II это понимал и не простил сына даже на смертном одре. После завершения переговоров его доставили на носилках обратно в Шинон, где он и скончался 6 июля 1189 года. Тело короля было перенесено в церковь аббатства Фонтевро.

Когда Ричарду доложили о смерти отца, он приказал немедленно седлать коня. Новый владыка Анжуйской империи вошел прямо в церковь, где лежал Генри II Короткая Мантия, не обменявшись ни единым словом с монахами и монахинями[123], встречавшими его у входа.

Перед телом своего отца и господина он впервые почувствовал всю тяжесть вины перед покойным, в полной мере осознал, что на протяжении многих лет вел себя с ним неподобающим образом, не по-христиански. Запоздалое раскаяние сразило его, и Ричард преклонил колени в безмолвной молитве. Многие считали, что именно на нем лежала львиная доля вины за смерть отца. Увлеченные эффектной символистикой, люди передавали друг другу слух о том, что у мертвого Генри II пошла кровь из носа, когда Ричард приблизился к нему.

Кровоточит мертвец в гробу,

Алеет снова кровь на лбу —

Наивернейшая примета:

Убийца, значит, рядом где-то…[124]

Даже если признать, что действия Ричарда действительно приблизили кончину отца, то это никоим образом не противоречит тому, что он искренне скорбел у его тела. Странно другое: почти никто не упоминал в связи с кончиной Генри II истинного и непосредственного виновника трагедии – младшего королевского сына Жана, по-прежнему продолжавшего носить обидное прозвище Безземельный.

Глава третья

Владыка Анжуйской империи, или Священная цель

Отвернувшись от тела отца, Ричард вышел из церкви, приказав монахам похоронить короля как можно более пышно. У входа слуги Генри II с трепетом ожидали решения своей судьбы. Прежде чем обратить свой взор к ним, Ричард приказал освободить из-под надзора мать, которую Старый Король в конце 1188 года вновь лишил свободы. Затем он подозвал к себе самого преданного сподвижника покойного – сэра Уильяма Маршала. Помня о недавней стычке с Ричардом, тот подошел с опаской, но был покорен обращенными к нему милостивыми словами.

Узнав, что Генри II собирался отдать сэру Уильяму руку Изабели де Клэр, наследницы графства Пемброк в Уэльской марке[125] и огромного лордства Лейнстер в Ирландии, Ричард долго не раздумывал.

Вскричал: «Клянусь ногами Бога!

Он обещал – отбрось тревогу!

Не вижу к браку я препятствий,

Бери и деву, и богатства»[126].

Этот щедрый жест в одночасье